На самом деле метать ножи меня никто никогда не учил, но перенастраивая свою прицельно-навигационную систему под реалии этого мира, я не мог не учитывать, что в ходу здесь не только огнестрельное оружие. Крошечные биоимпланты в моем теле обладали достаточно высокой гибкостью настроек, а их способность в боевом режиме частично брать под контроль нужные участки моей нервной системы позволяла практически мгновенно осваивать некоторые умения, на оттачивание которых у местного жителя ушли бы годы. Дело другое, что для этого требовалось иметь хорошо тренированное тело, иначе биоимпланты могли стать опасными для собственного хозяина – порвать мышцу при ударе, например, или повредить сустав. Тело должно быть готово к восприятию осваиваемого навыка, иначе неизбежны травмы. Но с тренированностью организма у меня все обстояло неплохо – инструкторы на лунной базе об этом хорошо позаботились, да я и сам никогда не пытался уклоняться от спортивных занятий.

– Вперед! – отдал команду капитан, и наш отряд, все еще плохо различимый в предрассветных сумерках ползком выдвинулся на исходную позицию.

Среди нас было только четверо разведчиков, специально обученных перемещаться бесшумно, но вокруг уже стоял такой грохот канонады, что риск выдать себя треском неосторожно сломанной ветки сильно уменьшился.

Вот она, немецкая минометная батарея. Шесть восьмисантиметровых G.W.34. уставились в небо толстыми стволами, опирающимися на двуногие конструкции с подъемными и поворотными механизмами. Тяжелые опорные плиты ощутимо вздрагивали при выстрелах, гася отдачу. У минометов суетились расчеты, наработанными движениями доставая из ящиков и отправляя в полет трехкилограммовые осколочные мины. С наблюдателями на вершине холма батарея имела телефонную связь, и сидевший у аппарата с трубой в руке обер-ефрейтор передавал командиру батареи данные, получаемые от корректировщиков. Отделение охранения расположилось вокруг позиции, но следили они в основном за флангами, лишь иногда бросая короткие взгляды в сторону тыла.

Капитан, сержант Игнатов и еще двое разведчиков уползли вперед. В их задачу входила нейтрализация охраны. Четверых для этого было явно мало, но больше никому Щеглов доверить столь ответственное дело не мог. На всякий случай я приготовил полученные от сержанта ножи, чтобы при необходимости подстраховать бойцов капитана.

Необходимость возникла незамедлительно. Сам Щеглов справился со своими немцами на отлично. Скорость и точность, с которой он метал ножи, впечатлила даже меня. Для человека, опирающегося только на собственные возможности, он показал просто блестящие результаты. Три ближайших к капитану противника почти одновременно неестественно дернулись, взмахнули руками и повалились на землю. Игнатов тоже не промахнулся, но, в отличие от Щеглова, нейтрализовать он успел только одного противника. Второй немец что-то заметил и среагировал на нападение на своего товарища, вскинув винтовку. Я видел, что сержант не успевает его достать, и метнул свой первый нож. Выстрелить солдат так и не успел, завалившись назад и выронив свое оружие. Почти сразу мне пришлось пустить в ход еще два ножа, а спустя секунду и третий.

Увидев, что с охранением покончено, сержант Плужников жестом поднял отряд в атаку. Красноармейцы безмолвно обрушились на занятых своим делом минометчиков, уверенных в собственной безопасности. Я тоже продвинулся вперед, но, как и обещал капитану, в рукопашную лезть не стал. Зато мне удалось с толком использовать оба оставшихся у меня ножа. Первый из них достался телефонисту. Я надеялся, что он не успел поднять тревогу, и на вершине холма немцы все еще не знают о нашем нападении. Последний нож прилетел лейтенанту, командовавшему батареей. Не скажу, что этот офицер в сложившихся обстоятельствах мог хоть как-то помочь своим подчиненным, грамотно руководя боем, но у него имелся пистолет, который помимо того, что довольно громко стреляет, еще и может натворить немало дел в рукопашной схватке.

Все закончилось буквально за минуту. Выстрелить никто из немцев не успел, но и без потерь мы не обошлись. Рукопашная – страшная вещь, а штыки, ножи, саперные лопатки и приклады винтовок есть у обеих сторон. Четверо наших остались лежать у подножья холма, причем одним из них оказался разведчик капитана Щеглова, погибший в самом начале атаки. Именно его немцев, с которыми он так и не справился, мне пришлось успокаивать дальними бросками ножей.

Минометный огонь прекратился, и на вершине холма забеспокоились. Телефонная трубка квакала немецкой речью, призывая обер-ефрейтора Штельмахера доложить обстановку.

– Вперед! – негромко скомандовал Щеглов, и поредевший отряд начал взбираться на пологий холм.

Мне некогда было согласовывать свои действия с капитаном, и я выхватил телефонную трубку из руки мертвого немца.

– Обер-ефрейтор Штельмахер ранен! – доложил я невидимому собеседнику, – близкий разрыв русской мины. Герр лейтенант приказал мне доложить, что нам нужно две минуты для возобновления огня.

– Кто у аппарата? – требовательно спросил голос из трубки.

– Ефрейтор Иоган Шульц, – не задумываясь, ответил я, нагло присвоив себе имя и фамилию захваченного нами мехвода «Ганомага».

– Немедленно передайте трубку лейтенанту Вернеру, ефрейтор! – резко потребовала трубка уже другим голосом.

– Яволь! – бодро ответил я, аккуратно положил трубку на землю, и, отбежав на несколько шагов громко выкрикнул. – Герр лейтенант, вас просят на связь.

Дальше разыгрывать этот спектакль никакой возможности уже не было, да и необходимости тоже – на вершине холма вспыхнула перестрелка, а значит, мои товарищи уже туда добрались.

Быстро вернувшись за оставленным на исходной позиции «панцербюксе», я побежал наверх, собрав по дороге четыре из шести своих ножей и реквизировав у немецкого офицера его «Вальтер P38» вместе с кобурой и запасными обоймами.

На высоте все еще гремели выстрелы, и слышался шум схватки. Мне это очень не нравилось, поскольку означало, что большие потери неизбежны. Но открывшаяся мне картина оказалась еще хуже, чем я ожидал. От нашего отряда осталась едва половина. Внезапный наскок людей Щеглова на занятых отражением атаки немцев позволил им изрядно проредить расчеты противотанковых орудий и неплохо потрепать взвод прикрытия. Но немцев, даже после понесенных потерь, осталось вдвое больше, чем красноармейцев, и как только эффект внезапности себя исчерпал, это немедленно сказалось на ходе боя.

С каждой секундой противник все больше приходил в себя и брал ситуацию под контроль. Командовавший отражением нашей атаки обер-лейтенант умело руководил своими людьми, не забывая при этом и сам стрелять из своего пистолета.

Я оказался немного в стороне от схватки, задержавшись на минометной позиции, и теперь наблюдал бой со стороны. Из-за брустверов мне были видны только головы сражавшихся, но большего мне и не требовалось.

Трофейный «Вальтер» зашелся в моих руках частыми хлопками выстрелов. Первым погиб обер-лейтенант – оставлять такого командира живым было глупо. Следующими по степени опасности были пулеметчики, уже почти развернувшие свой станковый MG в сторону людей капитана.